Об учебниках Людмилы Петерсон говорят и спорят больше тридцати лет: кто-то считает, что это до сих пор лучшие учебники по математике для началки, для других учёба по Петерсон хуже ночного кошмара. Наш блогер Екатерина Соколова рассказывает, как её папа — выпускник МФТИ — решал задачку из учебника математики за третий класс.

Сколько себя помню, учёба в нашей «замечательной» школе всегда была на каком-то надрыве. То есть не «учитель объяснил — ученик дома прочитал параграф и сделал домашнее задание», а вот именно сделал «творчески». Уже много позже подружка-психолог объяснит мне, что моё нежелание идти в творческую специальность было связано с тем, что со времён начальной школы слово «творчество» ассоциировалось у меня со словом «стресс».

Неважно, по какому предмету было задано задание: если при этом говорилось, что нужно подойти к домашнему заданию творчески, это автоматически означало, что вся семья будет как минимум сидеть до ночи. И если по ИЗО наша замечательная Юлия Викторовна всегда старалась быть лояльной и мягкой, задавая «соорудить» очередной шедевр абстракционизма (типа сделанной из старых газет головы, приклеенной к картонке), то вот творческие задания по математике — это всегда был стресс-марафон, победителями которого были просто выжившие.

В третьем классе пришла к нам тучная женщина с чёрными как смоль волосами и ярко-красной помадой по имени «Галина Паллна». Да не одна пришла — она привела с собой Петерсон (это учебник такой, кто не в курсе). Говорят, сейчас учебники Петерсон стали более «адекватными», но вот тогда, почти 30 лет назад, фамилия Петерсон рифмовалась в детской голове только с фразой «страшный сон».

Имея всю начальную школу твёрдую пятерку по математике, после прихода пары Галина Павловна — Петерсон математику я перестала понимать в принципе. Помню, как после школы мы судорожно перезванивались, сравнивая решения и ответы. Рисовали какие-то графики (это в 9 лет), писали бесконечные контрольные. Недовольны были все — и дети, и родители. Однажды произошёл один забавный случай.

Задачка была странная, как будто потерявшая по дороге некоторых участников событий. И вот я, девочка с богатым воображением, всё пыталась представить, кто, с какой скоростью и куда шёл, но никак не выходило. Звонки подружкам-отличницам результата тоже не дали — по ту сторону провода над задачкой бились уже целыми компаниями бабушек и дедушек. 9 лет — «солидный возраст», поэтому маму нужно привлекать только в случае крайней необходимости (другое дело, что эти случаи происходили довольно часто).

Мама, повертев задачу, нарисовав что-то на листке, тоже как-то быстро сдалась. Оставался последний и самый крайний вариант — звонить папе. Папа был выпускником МФТИ (что по меркам технарей сейчас в простонародье зовётся «уровень — Бог»), имел кандидатскую и работал в Институте космических исследований вместе с такими же гениями. Мы с мамой позвали к телефону папу, объяснили трагичность ситуации и сложность задачки и умолили нам помочь. Папа, конечно, недовольно фыркнул, но с видом знатока сказал, что решит и через пять минут перезвонит. Правда, добавил, что если всё детство решать за детей задачи, они ничему не научатся. Было, конечно, обидно, но у всего своя цена.

Прошёл час, но папа почему-то не звонил. «Наверное, заработался и забыл», — подумали мы с мамой и набрали номер института. Каково же было наше удивление, когда обнаружилось, что папа мало того, что задачу не решил, так ещё пригласил консилиум из отдела физики плазмы. Но что-то в этой задаче все равно «сбоило». ПроПЕТЕРСОНенные насквозь, содружество семей Института космических исследований легло спать после полуночи, по телефону обсуждая неразрешимую задачу.

На следующий день серые от бессонной ночи и пристыженные пришли мы, дети, в класс. Оказалось, что в учебнике была опечатка, о которой никто нас не предупредил.

Фото: Flickr (Beth Scupham)