Акция «Бессмертный полк» началась в 2012 году в Томске, с тех пор каждое 9 Мая в городах России люди собираются, чтобы вспомнить о своих дедах и прадедах, участвовавших в Великой Отечественной. Наш блогер Николай Архаров считает, что у акции есть проблемы, и предлагает пути их решения.

«Там, где торжествует серость, к власти всегда приходят чёрные», — братья Стругацкие.

9 Мая я был на прохождении «Бессмертного полка» и последующего митинга в некоем селе некоего района некой области. Пока шёл митинг, я смотрел на школьников, которые опустили портреты, болтали между собой, и никак не мог отделаться от впечатления, что такие безразличные к происходящему глаза я уже видел. Не сразу вспомнил где.

Когда митинг закончился, встретился ещё с одними глазами. Глазами старушки, которая бегала между детьми, несущими в школу портреты на плече, по несколько штук, как лопаты. Она искала портрет своего деда: «Ребята, покажите, а не у вас портрет моего деда, я с ним сфотографироваться хочу».

Стало понятно, откуда взялось бесконечное безразличие к происходящему в глазах детей. Они несли портреты чужих людей, те, которые им выдали в школе

Вероятно, школа отчитывается за количество детей, принявших участие в акции «Бессмертный полк», а чтобы не было сбоя, заранее собирает портреты родственников учителей и их знакомых и обеспечивает 100%-ную показушность на мероприятии.

Вспомнил, где я видел такие безразличные глаза. Это было давно, отчётно-выборная конференция комитета ВЛКСМ Октябрьского района г. Ленинграда за 1979 год, в которой я имел позор участвовать, — концентрированный формализм. В проекте постановления даже прошлогодние даты не переправили, так прошлогодний текст и приняли. Единогласно.

В голове крутится то, что наделали те пустые глаза: Сумгаит, обвал рубля, Карабах, «Русский демографический крест», Гагаузия, замена индивидуальных приватизационных чеков на ваучеры, Дубоссары, Бендеры, августовский путч, детская беспризорность, Чечня, конверсия ВПК, шоковая терапия, Беловежское соглашение, смерть образования. Потом мысль: «А то, что я вспомнил, эти дети знают?» И ещё: «А что допустят эти пустые глаза? Что через 40 лет будет вспоминать кто-то из них?»

Может быть, пусть из класса только два человека принесут портреты? Может быть, эти двое расскажут о своих родственниках так, что другие заплачут? Может быть, на следующий год портреты принесут уже десять человек? Может быть, вместо того чтобы выдирать портрет из семьи ради отчётной цифры, дети под руки проведут эту старушку, которая искала фото своего родственника, помогут нести портрет или поставят для неё стул на митинге и будут стоять рядом, беседовать с ней и учиться жизни? Может, будем организовывать шествие «Бессмертного полка» от чистого сердца, а не по велению директивных указаний?