Порой старшие дети в семье становятся третьими родителями: они разделяют обязанности по воспитанию, заботе и защите младших сестёр и братьев. Так случилось и с нашим блогером Лео Рей. Девушка поделилась историей о том, как незаметно для себя самой стала мамой в 17 лет.

— Мне так нравится как ты меня купаешь. Я бы хотела, чтобы ты была моей мамой.

— Ну, у меня вроде неплохо получается быть просто твоей сестрой. В конце концов, это же отлично, что у нас есть общая мама.

Я узнала, что у меня будет сестра, когда мне было 16, а моей маме 42. Как-то она везла меня из школы и спросила: «Что, если, предположим, у тебя будет сестрёнка? Или братик. Как бы ты на это смотрела?» Я поняла, что просто так мама бы такого не сказала, и мне действительно стоит это представить.

Вообще никто в нашей семье не был готов к такой новости, потому что мама родила моего брата Артёма 13 лет назад, и все были уверены, что на этом набор в детский состав нашей сборной закрылся. Думаю, прежде всего к этому была не готова сама мама, она была растеряна и просила у меня совета, как поступить: стоит ли оставлять ребёнка или нет. У меня сложилось впечатление, что решение этого вопроса целиком за мной, и я спросила, почему моё мнение вообще здесь важно. Мама на это ответила, что рождение ребёнка придётся на то время, когда я буду заканчивать школу и поступать в институт, поэтому если мы решим его рожать, то все дела с документами, выпускными и вступительными экзаменами будут только на мне. Конечно, я не могла сказать: «Нет, мы откажемся от новой жизни, потому что мне нужна твоя помощь в выпуске и поступлении». Мне даже в голову такое не пришло.

Очень странно, что именно мне выпало это сделать. Нов итоге именно я приняла решение о появлении Алисы в этом мире. Имя, кстати, опять же, выбрала я, просто невзначай сказав посреди дебатов об именах: «Помнишь, мам, когда ты выбирала мне имя, один из вариантов был Алиса».

Всё это привело к тому, что я почувствовала себя третьим родителем. Поспособствовало ещё и удивительное сходство: Алиса получилась похожей не на папу, не на маму, а на меня. И каждый, каждый, каждый, кто видел нас одновременно или в разное время, говорил об этом. Это слегка сюрреалистичное чувство — видеть как ты растёшь со стороны. Думаю, наше сходство тоже повлияло на появление у меня такой сильной эмпатии. А ещё — убеждённость в том, что из нас всех я — наиболее осознанный родитель.

Мы (те, кто старше двадцати) как поколение вообще получились очень осознанными

Думаю, не ошибусь, если скажу, что та часть нас, которая получила хотя бы какое-то образование, разделилась на пресловутых чайлдфри и тех, кто подойдёт (или уже подошёл) к вопросу родительства максимально осознанно. Наш девиз — либо ты станешь лучшим родителем, либо никаким, но только не такими, как наши родители. Кто-то из нас (например, я) изучал психологию и возрастную психологию в институте, кто-то самостоятельно (тоже я) находил контент на эту тему. Если честно, не проходит и дня, чтобы я не ловила себя на просмотре видосов о том, «Как прекратить истерику ребёнка без крика», «Какой контент вредит вашему ребёнку», «Топ три фразы которые убивают самооценку ребёнка», «Мультики об эмоциональном интеллекте для совместного просмотра». Всё это набрало бешеные обороты, когда ментальное здоровье вошло в моду, а ментальное нездоровье из неё ушло. Я застала эти периоды: вот я репощу ТА-шные* стишки о том, как классно быть худой, голодной и болезненной, а вот уже делюсь текстами о детско-родительских отношениях и их исцелении.

Ещё до рождения Алисы я хотела одного — чтобы ей не пришлось проходить через тот же ментальный ад, что и мне

Когда я пыталась поговорить об этом, папа сказал одно: «Яйца курицу не учат. Знаешь сколько я книг по семейной психологии перечитал?». Но только где-то в прошлом году они перестали использовать насилие в воспитательных целях. Либо они просто не бьют её при мне, либо я могу считать это своим достижением.

Сейчас я замечаю, что у сестры начинает формироваться психодисфункция из-за запрета на выражение эмоций. Ребёнок, которому нельзя проявлять свои чувства, теряет контакт с собой, разъединяясь со своими эмоциями. Ему говорят: «Не плачь, сейчас же прекрати плакать», «Посмотри в зеркало — какая ты некрасивая когда плачешь, все это видят и думают: „Какая капризная девочка!“», «Ну перестань плакать, не порти Лёве день рождения, никто же кроме тебя не плачет».

Недавно я сказала Алисе, что её чувства важны. Кто бы что ни говорил. Я спросила: «Как ты думаешь, почему все просят тебя не плакать? Тебе же грустно или ты злишься, или тебе обидно — ты имеешь право плакать». Алиса ничего не ответила. Я продолжила: «Знаешь почему? Они хотят, чтобы ты была удобным ребёнком. Когда ты плачешь, им становится некомфортно. Ну, неудобно, они не знают, что делать. Поэтому просят перестать». Тогда Алиса повернулась ко мне и сказала: «Думаю, Настя — удобный ребёнок! Она никогда не плачет!». Я думаю, она меня поняла.

Ребёнок чётче всего осознаёт причину своих слёз, когда испытывает физическую боль. Так же, как и родителю, в этот момент она полностью понятна. Поэтому именно в этих случаях родители пытаются успокоить Алису, проявить сочувствие (за исключением моментов, когда они обвиняют её в неосторожности, и это только подпитывает физическую боль эмоциональной). Когда она плачет больше минуты, её сперва просят успокоиться, затем требуют, затем шантажируют, а в итоге угрожают. Всё это контрэффективно. В подобной ситуации, оказавшись с ней, я интуитивно сажала её на колени, обнимала, некоторое время ничего не говорила, потом спрашивала: «От одного до десяти на сколько болит?» (конечно, это работает только с теми детьми, которые умеют считать до десяти).

Это не отрывает ребёнка от его ощущений, не позволяет их игнорировать или подавлять, напротив, помогает понять их лучше, подумать, не преувеличивает ли она сама эту болезненность. Хныкая, Алиса мне отвечала: «Девять». Я говорила: «Знаешь, что лучше всего помогает от боли? Поцелуйчик-чмок», и целовала её лоб, которым она ушиблась. После спрашивала: «А сейчас на сколько болит от одного до десяти?». Происходило чудо внушения, улыбаясь, сестра говорила: «На четыре. Поцелуй ещё раз!». И так каждый раз: я целую, и всё проходит.

Для меня воспитание — это про питание. Но не в «бабушкином» смысле. Это про напитывание ребёнка любовью: питание и взращивание. Когда цветок не цветёт, мы не виним его, ведь разумнее обратить внимание на почву. И вообще убрать вину из мыслительной и чувственной парадигмы — и своей, и ребёнка.

Я не родитель, но у меня есть мысли на этот счёт и свой взгляд на то, как следует создавать людей. И ещё, похоже, я стала любить Алису ещё сильнее, пока писала этот текст.

*«ТА» — «Типичная Анорексичка», группа в соцсетях, которую сейчас, вероятно, уже закрыли из-за пропаганды нездорового образа жизни и «призывов к суициду». Там постили экстремальные диеты и марафоны, культивировали самоненависть, эстетизировали максимальную степень истощения и обсуждали опасные для здоровья способы похудения.

Фото: rangizzz / shutterstock / fotodom