«Он твёрдо знал, что нет и не может быть „детей улицы“». Воспоминания об А. С. Макаренко. Часть 4.
Воспоминания воспитанников А.С. Макаренко
1) Я думаю, что многие коммунары и по сей день хорошо помнят знаменитую пропажу нашего чемодана-сейфа во время поездки коммуны из Сталинграда в Новороссийск. Мы везли с собой два чемодана: в одном были все наши личные деньги — зарплата, во втором — списки коммунаров, в которых значилось, каким «капиталом» владел каждый из нас. Вор, к нашему счастью, схватил по ошибке чемодан со списками, деньги были целы.
Я и еще четыре коммунара на ходу соскочили с поезда и начали поиски чемодана и вора. Вся коммуна поехала дальше и ждала нашего возвращения на одной из станций.
Поиски ни к чему не привели. Мы возвратились без чемодана. Возникла проблема: как установить, кому же сколько денег причитается? Антон Семёнович спокойно отдал распоряжение: обойти всех коммунаров и записать сумму, которую укажет каждый.
Какой же будет итог? При гробовом молчании шла эта перепись. Сосредоточенным и настороженным был Макаренко. Мы знали, что это спокойствие — внешнее, ведь сейчас каждый коммунар держит экзамен на честность. Вот опрос закончен. Подбивается итог. И вдруг взрыв изумления: у нас не только нет недостачи, у нас еще, оказывается, есть лишние деньги! Никто из коммунаров не назвал ни одной лишней копейки…
Улыбается Макаренко. Улыбается вся коммуна. Все облегченно вздохнули, каждый смотрел друг другу в глаза прямо, открыто, честно. Антон Семёнович вытирает на лбу капельки пота, как-то по-детски счастливо комкает свой белоснежный платок.
Что же будем делать с лишними деньгами? Этого вопроса никто не ставит, но Антон Семёнович читает его в глазах каждого. Зная наше увлечение футболом, Макаренко неожиданно произносит: «На остальные деньги купим футбольные мячи!»
Снова взрыв изумления. Никто не ожидал от него такой щедрости. К слову, этот подарок Макаренко впоследствии принес нам много славы. Наша коммунарская футбольная команда играла в Тбилиси, Горьком и других городах с сильными командами и не знала проигрыша.
2) Часто бывает так, что выбор профессии превращается в семье в сложную проблему: волнуются отец и мать, озабочены родственники, сам юноша или девушка ломают голову — «Кем быть?», «Куда пойти?», «Какую выбрать себе в жизни специальность?»
А каково-то было нашему Антону Семёновичу? Ведь у него-то «семейка» была немалая! И обо всех Антон Семёнович тревожился, о жизненном пути каждого из нас беспокоился…
В конечном счёте весь благородный труд А. С. Макаренко сводился к одному: сделать из нас полезных граждан социалистического общества. А сделать это можно было, лишь вооружив нас нужными знаниями, дав в руки полезную профессию.
Мне пришлось воспитываться у Макаренко в течение нескольких лет. И я могу сказать из личных наблюдений, что вопрос выбора профессии для каждого из нас по-настоящему захватывал Антона Семёновича.
Антон Семёнович никогда не навязывал воспитаннику его будущую специальность. Очень осторожно он выявлял те или иные склонности юноши или девушки, стараясь уточнить, к чему у них тяга — к технике, естествознанию, литературе, искусству…
Для проявления наших дарований и наклонностей и в колонии, и в коммуне были созданы исключительно благоприятные условия: производственные мастерские, много самодеятельных кружков, наличие преподавателей различных дисциплин и ремесел.
Как-то само собой получалось, что ребята стремились именно туда, где был простор их дарованиям. Я лично не знаю случая, чтобы Антон Семёнович препятствовал воспитаннику заняться любимым делом. Таких случаев, по-моему, не знают и другие колонисты и коммунары. Даже тогда, когда Макаренко видел, что кто-то из нас берется не за свое дело, он проявлял известный такт и выдержку и говорил об этом, не обижая воспитанника. Макаренко, очевидно, считал, что жизнь вскоре сама покажет, кто прав.
Когда же способности того или другого колониста или коммунара уже со всей определенностью выявлялись, Антон Семёнович крепко поддерживал воспитанника, вселяя в него глубокую веру в собственные силы и возможности. И тогда Макаренко не стеснялся даже в присутствии гостей громко говорить: «А вот наш будущий конструктор!», «Этот будет летчиком…», «Это — будущий врач». Говорил же так Антон Семёнович лишь тогда, когда твердо знал, что выбор профессии в данном случае уже определился. И нужно было видеть в этот момент лицо воспитанника, склонившегося над моделью самолета или станка! Оно сияло радостью. Ведь сам Антон Семёнович (да еще в присутствии гостей) поддержал его заветные мечты.
Макаренко был осторожен, когда видел, что воспитанник лишь ощупью подходит к выбору профессии, и решителен, когда знал, что выбор уже внутренне сделан, а сейчас требуется его крепкая и надежная макаренковская поддержка!
3) Многие коммунары и по сей день, вероятно, помнят нашумевший случай, который произошел со мной в 1934 году, под Первое мая. Антон Семёнович разрешил всем нам пойти погулять в город, но строго-настрого предупредил, «чтобы всё было в порядке». Особенно он предупредил взрослых ребят, опасаясь, чтобы по случаю праздника кто-нибудь из них не появился в городе в нетрезвом виде.
Мне же тогда было всего 14 лет. И вот случилось так, что во всей коммуне я единственный оказался… пьяным в предпраздничный день!
В городском парке трое взрослых ребят угостили меня вином. Вскоре все мы расстались у выхода из парка. И вот, как и следовало ожидать, даже небольшая доза алкоголя сильно подействовала на детский организм. В белом праздничном костюме я заснул тут же, на улице, у трамвайного столба. Подобрала меня коммунарская автомашина, везшая уголь. Нужно ли говорить, во что превратился мой белый майский костюм! Дежурный по коммуне Трифонов пришел в ужас от моего вида.
Узнав о случившемся, Макаренко глубоко возмутился. В порыве гнева он даже бросил фразу: «Мальца надо выгнать!..»
На Совете командиров я упорно молчал, отказываясь назвать тех, кто напоил меня. Все прекрасно понимали, что я стал жертвой неумной шутки взрослых ребят. Первой взяла слово воспитанница Пашечкина. Она просила Совет командиров и Антона Семёновича не выгонять меня из коммуны:
— У Васи нет родителей, — убеждала она.
Её просьбу поддержал секретарь комсомольской организации коммуны Василий Камардинов:
— Малец, я думаю, больше никогда не сделает такого проступка…
Коммунар Иван Волченко привел в довершение всего ещё более «высокий» аргумент:
— Малец хорошо играет на трубе. Наш оркестр лишится хорошего музыканта…
Я видел, как, слушая ребят, Антон Семёнович прятал в усах свою ироническую улыбку. Очень уж, видно, я был смешон в тот момент.
Совет командиров решил в коммуне меня оставить, а меру наказания назначить по выбору Антона Семёновича.
«Как же меня Макаренко накажет?» — думал я два дня и две ночи.
И вот в столовой, когда все коммунары были в сборе, Макаренко объявил свой приказ по коммуне. Из него видно было, что Макаренко прежде всего считал меня жертвой чьей-то глупой проделки. Но дабы не повадно было мне или кому-либо другому повторять то же самое безобразие, Антон Семёнович предупредил: если в течение шести месяцев кто-либо окажется пьяным, он будет изгнан из коммуны вместе с Шапошниковым!
Приказ был серьезным. Он касался решительно всех и заставлял каждого подумать о случившемся и впредь быть осмотрительным и осторожным. Действительно, стоило кому-нибудь проштрафиться, как под угрозой оказывался и я. Приказ, таким образом, налагал ответственность на весь коллектив. Макаренко наказал меня и предупредил всех. Но сделал он это, не причинив мне травмы.
Теперь, когда мы стали взрослыми, а у многих из нас уже появилась седина на висках, ещё глубже понимаешь высокие гуманные устремления А. С. Макаренко. Он видел далеко, очень далеко. В то время, когда мы, чумазые, немытые, оборванные, голодные попадали к нему в колонию, он, спокойно глядя на нас, думал: «Вот эти станут хорошими рабочими, учеными, инженерами, агрономами». Мы тогда ничего не сознавали — ни нашего положения, ни нашей перспективы, ни нашего места в жизни. А Антон Семёнович твёрдо знал, что в советском обществе нет и не может быть «детей улицы» со всей вытекающей из этого в какой-либо буржуазной стране трагедией и обреченностью.
4) Один из хлопцев, прибывших в коммуну, после первого же знакомства с Антоном Семёновичем восторженно сказал:
— Симпатичный дядька! С ним жить можно!
И моё первое впечатление оказалось таким же.
Антон Семёнович познакомился с нами в клубе, поговорил, пошутил и пошел по своим делам. И всем нам сразу стало тепло и радостно. Хотелось, чтобы он не уходил и побыл с нами еще немного.
Мы боялись, что не сразу изучим порядки коммуны и не будем знать, как себя вести. Но Антон Семёнович в первый же день развеял все наши опасения. Он вызвал несколько девочек, старших коммунарок, и сказал им:
— Вот, берите новичков и учите их правилам коммуны…
Это помогло нам сразу же влиться в коллектив, незаметно войти в него, избежать многих неловкостей и случайностей.
Моей «учительницей» была коммунарка Шура Удодова, приветливая, ласковая девушка. Выполняя приказ Антона Семёновича, она постаралась, чтобы я чувствовала себя здесь как дома.
Не могу выразить, насколько благодарны были мы Антону Семёновичу за это его решение. Все наши тревоги как рукой сняло! Не прошло и двух-трёх дней, как все мы уже на зубок знали «конституцию республики ФЭД», были знакомы с правилами внутреннего распорядка и с многими неписаными традициями коммунаров. Мы входили в столовую, как старожилы, знали уже все ходы и выходы в жилом корпусе и производственных помещениях, были знакомы с ветеранами коммуны и многими преподавателями.
Источник: http://www.makarenko.edu.ru/vospomin.htm
К комментариям