Невоспитанная жаба

В далёкой-далёкой долине, близ высоких заснеженных гор, уж берёзы косы распустили, растрепали пестрые копны зелени. Вот и ледяной прозрачный ручей пробился сквозь снега, как и первые белые ландыши, покачивающие снежными головками в такт ранней весенней капели. Там, где зеленые макушки елей упираются в лазурный небосклон, щебечут и трещат голосистые весенние птицы, чьё пение раздаётся звучным эхом в хвойном лесу. Воздух чист и пахнет тонкими ароматами луговых и полевых трав, пробивающихся из-под слоя снежного одеяла. Полыньи на реках бурно искрились в свете яркого солнца, как блестят капли росы по утру после ночного сизого тумана. Чьи-то грузные шаги нарушают лесную мелодию, прерывая её треском влажных после дождя веток, шорохом травы и хрустом льда и снега. Заяц, уж собравшийся полакомиться корой сосны, обернулся на звук торопливого бега — это за старым дедушкой-лесником старался поспеть конопатый мальчуган, нёсший за спиной рюкзак, раза в два больше его самого. Русые волосы растрепались, взлохматились, а серые глаза ребёнка горели любопытством, стоило только даже самому маленькому паучку быть увиденным мальчишкой.

— Стёпа, не отставай, — тихо прокряхтел дед, вороша длинной палкой траву. — Скоро дойдём до Дашкиного озера, а там и грибов наберём поблизости.

Стёпка сразу же побежал во все лопатки вперёд деда, причём так быстро, что дедушка только и успевал замечать русую макушку впереди.

— Дедушка, дедушка, глянь, какой пенёк! — пятилетний мальчик с восторгом смотрел на поросший зеленоватым мягким мхом корявый пень, залитый тёплым светом мартовского солнца. — О, какая большая гусеница, дедушка, посмотри! Да какая зелёная, пушистая… А какая улитка, дедушка, дедушка, ты только глянь! Раковина раз в пять больше её самой!

Стёпа нашёл клад, как он сам нередко говорил Сергею Ивановичу, своему деду. Клад — местечко в тени обычно, где много насекомых, причём, иногда там и грибы «затёсывались». Природа в столь раннее утро только просыпалась, черноземная земля, согретая солнцем, понемногу таяла и зарастала — проталины дорог зарастали душистыми цветами, они покачивались, превращаясь в разноцветное море красок и такие моря разливались по всем лугам и полянам, от молочно-белых заливов подснежников до нежно-рыжих ручейков весенников. И Сергей Иванович вместе со Стёпой шли по уже знакомой тропинке к озеру, размером примерно с мелкую деревеньку.

— И Васька Петрушкин мне говорит, чтоб я ему жука за три шишки отдал, дедушка, только подумай! За три шишки целого жука! Вот если бы за пять шишек да конфеты три — я бы ещё подумал, но все равно, как я могу жука Женю отдать? — мальчуган болтал без умолку всю дорогу, а дедушка лишь слушал, иногда тяжело вздыхая.

«И как у Стёпаши силёнок-то языком молоть без остановки хватает?» — думалось старику, жмурившемуся от ослепительного солнца.

— Внучек, мы пришли. — Сергей Иванович указал на маленькое мутноватое озерцо, в скором времени могущее стать болотцем.

— Ты ж глянь какие мухоморы в этом году-то уродились — краснющие, мама не горюй, да ещё и жирные какие — шапка раза в два больше белесой ножки.

Однако Степу грибы не волновали — его зоркий детский взгляд заметил полноватую маслянистую жабу в траве. Мутные, поддёрнутые желтоватой пеленой глазища высматривали муху побольше, а зеленовато-бурая кожица местами свисала, образуя мягкие складки. Красноватые бородавки, казалось, пухли по всему обрюзглому, пышному телу. В складках скопилась какая-то беловатая пенка, заставившая парнишку скривиться от дурного запаха жабы.

— Дедушка, я всяких жаб видел, но чтоб таких упитанных и маслянистых — никогда. — На тонкий голос внука Сергей Иванович обернулся, увидев не местную жабу.

— Мясистая она, не нашенская ещё. Бог знает, откуда эта жабень тут взялась. Небось европейская, ихняя, тьфу ты, — Сергей Иванович сплюнул да вновь пошёл грибы собирать, мозолистыми руками кладя в старенькую трухлявую корзинку. Стёпа, надвинув панамку на лоб, подошёл к жабе и присел на колени.

 — Ква-а-а-а, — протяжно заголосила жаба, раздувшись, как посчитал мальчик, до размеров яблока. — Ква-а-а-а!

— Пф, что расквакалась-то? Тут много ума не надо, я тоже так смогу, — Степа сделал вдох поглубже. — Ква-а-а-а!

Жаба встрепенулась, напыщенно вздувшись на такую наглость.

— Ква-а-а-а! Ква-ква-ква!

Забавно надув щеки, Степа сел по-лягушачьи и ещё усерднее заквакал, чем и спугнул жабу, зашуршавшую в траве.

— Стёпа-Стёпушка, внучек, что ты там делаешь? — глуховатый дед собрал уж было грибы, обернувшись на бурчавшего себе что-то под нос внука. Степа недовольно нахмурился, выпятив нижнюю губу и сложив руки на груди.

— Да жаба какая-то невоспитанная. Я ей хорошее говорю, а она раз — и в траву убежала! Нехорошие нынче жабы пошли…

«Да и Дашка из соседнего дома такая же — я ей цветы из огорода рву, а она родителям жалуется. Не зря на Дашкином-то озере жабы невоспитанные завелись».