Вялотекущий методологический кризис

На рубеже XIX–XX веков мир проходил через целый ворох мелких и крупных кризисов. В науке кризис был, очевидно, крупным и вызван он был Огюстом Контом (не Кантом!), автором концепции позитивизма. Подобно демону Максвелла, принцип позитивизма должен был отделить истинное, научное знание от налёта метафизического, философского, мистического и теологического опытов. Благодаря этому мы отделили астрономию от астрологии, а нумерологию от математики. Строгого соблюдения этого разделения мы вправе требовать только от членов научного сообщества, в то время как обыватели продолжают разделять даже френологические заблуждения.

Большинство истинно научных дисциплин прошли такой отсев относительно легко и обзавелись ясным и понятным методологическим содержанием, определили объекты и методы исследований. Разумеется, в физике есть вопрос дуализма природы света, а также спорные для стороннего наблюдателя концепты вроде теории струн или мультипространств, но научность физического знания не подвергается сомнению. Отчасти это происходит, потому что значительную часть физики можно «пощупать».

Значительно труднее пришлось науке, к которой я имею непосредственное отношение (и, кстати, люблю называть искусством) — психологии. Мы, честно говоря, застряли в дверях методологического кризиса своим мягким дивергентным телом. Любого разумного психолога это не удивит — ведь наша наука веками развивалась сначала в русле философии, а затем и вовсе в рамках монастырской науки. Разумеется, это касается многих наук, но можем ли мы сказать, что у психологии есть относительно единые предмет и методы?

К моему величайшему сожалению, нет. Однажды зацепившись за косяк методологического кризиса, психология погрязла в малопродуктивном самокопании и наивных попытках расширить критерии признания научности. Это привело к целому ряду последствий.

С одной стороны, образовалась целая масса психологических школ. Психоанализ, бихевиоризм, гештальтпсихология, а позже — гуманистическая школа, когнитивная психология… На сегодня можно насчитать десятки течений, каждое из которых предлагает свой предмет и метод изучения. При этом это множество течений включает также целый ворох нео-разновидностей, например, нео-психоанализ, очищенный, углубленный, последнее издание. Научные школы стали прочной основой для практической, прикладной психологии, но помочь разрешить методологический кризис не смогли — большинство подходов либо не полностью проходят тест на позитивизм, либо основаны на некотором допущении.

С другой стороны, в отсутствии психологического научного мейнстрима в теле психологии снова разрастается мистико-натурфилософский нарыв. Холотропное дыхание и расстановки по Хеллингеру соседствуют с видами терапии с доказанной эффективностью. Более того, в моём опыте есть случаи, когда психологи, получившие качественное образование в частном порядке «расставляют» или предлагают «вспомнить прошлые жизни».

Я пишу эти строки в уже прочно вступившем в свои права XXI веке, но у меня, практикующего психолога нет ощущения, что методический кризис психологии даже близок к разрешению.

В книге «Лжец на кушетке» Ирвин Ялом, свет моих психологических очей, описывает случай, когда психоаналитический институт в США регулирует работу психоаналитика не в части его отношения к школе, и даже не подход, а частную интерпретацию. Это как если бы директор завода по производству карьерных самосвалов контролировал качество гайки на 12. Это происходит в рамках полу художественного произведения, но показывает как негативные последствия методологического ущемления психологии минимизируются в цивилизованных странах — лицензии, саморегулирующееся сообщество, контроль соблюдения интересов пациентов и клиентов.

В России же количество и размер тараканов, бегающих в головах «психологов» из заборостроительных институтов меня реально пугают. К сожалению, мне довелось видеть в своей жизни «коллегу», принимающую гомеопатию при острой хирургической патологии и предлагавшей мне, мужчине, использовать контактную телесно-ориентированную терапию при работе с девочкой-подростком. На секундочку, бывший руководитель методологического центра и кандидат наук…

Честно говоря, я не думаю, что методологический кризис в психологии разрешим в принципе и тому есть множество причин, как научных, так и социальных. Разумеется, если некий научный гений сможет водрузить психологию на твёрдые научные рельсы, я буду только рад. Но как полёт Гагарина не стал последним днём существования религии, так и изобретения даже самого классного метода исследования психики не станет чашей психологического Грааля.

Но я работаю психологом здесь и сейчас, как у нас принято. Ко мне приходят дети и взрослые со своими запросами, вопросами, проблемами и бедами. Я не могу сказать им, что приём закрыт до разрешения методологического кризиса.

Есть время разбрасывать камни, и есть время собирать камни. Фрагментирование прикладной психологии на сегодня является не научной необходимостью, а скорее бизнес и представительскими интересами. Ведь Гештальт-психолог со специализацией в области пренатального развития может брать больше, чем просто психолог, правда?

Когда я был маленький и глупый, я читал историю про мальчика Лоренцо больного хроническим смертельным заболеванием АЛД. Это жутко трогательная история угасания маленького мальчика, которое прервали его родители, ни разу не врачи, с помощью, очень грубо говоря, растительных масел. Фармацевтические кампании ничего сделать не могли, а двое любящих людей смогли. Сегодня АЛД лечится относительно успешно, а история Лоренцо и его родителей вдохновляет тысячи людей помогать себе и другим (кстати, посмотрите фильм «Масло Лоренцо»).

И вот, пока психологи в моей стране обвешиваются дипломами и усугубляют свою специализацию, матери детей с аутизмом не могут найти нужного специалиста. Какая разница родителю, захлопываете ли вы гештальты или корректируете неверное научение, если она не получает помощи? В итоге большая часть АВА-терапистов в нашей стране это мамы детей с аутизмом.

Методологический кризис выродился в получение нашивок и значков, а научный процесс в исследования фактора А на фактов Б. Вместе со мной в институте училась девушка, исследовавшая влияние марки сотового телефона на социометрической статус ребёнка. Она стала магистром психологии.

Я долго учился разным подходам и примерял это всё на основу в виде отечественной психологии и нашего всё Выготского и мой ответ — Проект «Психология реализма». У меня нет предоставленного мне наукой инструмента отделить научное от ненаучного прямо сейчас, а в моей стране нет лицензирования и сплочённого экспертного сообщества. Поэтому всё, что я могу — работать на своём месте, а ночами писать статьи о том, как подойти к психологии с реалистичным подходом и получить максимум пользы при минимуме вреда. Как клиентам, так и психологам.

В следующей статье мы поговорим о психологическом диагнозе, а также, почему о нём все говорят, но никто не видел.