«Только раз бывает в жизни встреча…»»

Только раз бывают в жизни встречи…

В конце восьмидесятых Володя получил назначение в Магадан. Впервые их поселили не в общежитии гарнизона, а выделили большую комнату в сталинском сером доме в самом центре города. Соседями оказались всего две семьи с детьми — в одной две девочки, в другой — два мальчика.

Впечатления о самом городе у Лены сразу сложились противоречивые. Сама история этого северного города, построенного на вечной мерзлоте руками ссыльных, и давшего временное местожительство очень известным в последствие личностям, также была противоречивой. Да и у бывших жильцов их с Володей комнаты была судьба, отражавшая целый трагический пласт истории страны, достойная голливудского сериала. С ними они пообщались только часа два, когда те уже заказали такси в аэропорт, улетая доживать свой век в теплые места — в Адыгею, купив там дом. За это короткое время Екатерина Андреевна, так звали бывшую хозяйку их комнаты, успела рассказать о самых значимых достопримечательностях города, об его истории и почти все о соседях. И ни о ком и ни о чем не отозвалась негативно, только доброжелательно, называя соседей ласкательно уменьшительными именами.

Тетя Катя и дядя Ваня, так называли их более молодые соседи, познакомились в 1958 году. Оба отбывали срок в этом «солнечном» городе, но по разным статьям. Как рассказывал сам дядя Ваня, он в 41 году попал в плен под Волоколамском, где пробыл почти четыре года, а после освобождения советскими войсками, как и многие военнопленные по суду был этапирован в лагерь на Колыму. Но по другим более достоверным данным, все это выдуманная им история. Действительно, Иван в девятнадцать лет попал в плен к врагу, но в дальнейшем не стал «страдальцем», стоически перенесшим все ужасы фашистских концлагерей, а стал добровольно сотрудничать с немцами, воюя против англо-американских войск и попав уже в плен к ним. У его жены — тети Кати не было такой «героическо-печальной легенды», как у мужа. Она попала на Колыму по статье 58-1 а — измена Родины, сотрудничая с фашистами на Западной Украине с первых дней войны. И как рассказывала Лидочка-соседка, демонстрировала жестокость несвойственную хрупкой восемнадцатилетней девушке. Молоденькая Катя сама участвовала в казнях военнопленных и даже самолично расстреливала детей советских «оккупантов». Кода Лена поинтересовалась, откуда такая информация, то Лидочка утверждала, что ее дядя в пятидесятых был оперативным работником отдела контрразведки в Магадане, располагал достоверными сведениями, поэтому не верить ему нельзя.

Внешне тетя Катя произвела на Володю с Леной очень благоприятное впечатление, и уж никак не походила на «немецкую овчарку», прозвище, полученное ее в лагере. Это была миниатюрная рыжеволосая женщина с приветливым выражением лица и очень общительная. Дядя Ваня, напротив, был огромного роста, к тому времени уже грузным, молчаливый, в отличие от жены, но всем обликом вызывающий себе доверие. Лена впоследствии узнала от «информированной» Лидочки, что познакомились они уже на поселении. Возвращаться после освобождения в родные края оба не спешили — может совесть мучила, а может, побаивались возмездия, кто знает… Первого ребенка тетя Катя родила, когда ей было 38 лет, а второго сына через два года. Более заботливой и нежной матери трудно было найти, и, видя, как эта уже немолодая женщина ухаживает за мужем и сыновьями, невозможно было поверить, что когда-то она могла своими нежными руками бросить беззащитного ребенка «оккупанта» в колодец, заведомо обрекая его на мученическую смерть.

Тетя Катя работала бухгалтером в общепите. Несмотря на почтенный возраст никто из коллег не называл ее Екатериной и по отчеству, только ласково Катенькой. Она любила свою работу, считала ответственным работником и имела множество грамот.

Судьба дяди Вани на «гражданке» сложилась еще более удивительной. Он работал на одном из заводов слесарем-инструментальщиком и слыл высоким профессионалом в своем деле, одним из самых-самых. В 1972 году молодое руководство предприятия представили Ивана Ивановича к званию Героя Социалистического Труда, но документы на утверждения звания в Москве подписаны не были, скорее всего, из-за его военного прошлого.

Вот такая исковерканная судьба случилась у этой любящей друг друга пожилой пары.

Магадан Лене не понравился — грязный, с постоянными дождями осенью и метелями зимой, когда ничего не видно на метр впереди. И даже Охотское море, к которому вел Марчеканский тракт, постоянно было серым и мрачным с противно кричащими крупными чайками и замусоренным каменистым берегом. Но за неимением лучшего, она часто гуляла и по главной улице города и спускалась к неприветливому морю.

Лене всегда, еще с детства, нравилось гулять по Москве, когда шел первый снег, и вот он пошел здесь — густой, крупными хлопьями, падая на мокрый асфальт и превращаясь в грязное месиво. Она шла вверх по центральной немноголюдной в этот сумеречный час улице, радуясь природному явлению, и уже подходя к самому центру города, ее внимание приковала одинокая фигуру очень пожилого человека, медленно шедшего впереди нее и отстраненно смотрящего перед собой. Старик был невысокого роста, сухопарый, в демисезонном заношенном пальто и в старой цигейковой шапке, едва прикрывавшей его большую седую голову. Несмотря на его невзрачный вид, в его фигуре было столько достоинства и даже величия, которое сейчас редко встретишь у молодых. Обогнав его, Лена не сдержалась и обернулась. Старик никак не отреагировал на ее заинтересованный взгляд, он также прямо смотрел перед собой, видя ведомое только ему одному. И ее пристальный взгляд не отвлек его от своих мыслей, он просто не заметил его.

Вечером, когда Володя уже поужинал и пристроился с газетой в уголe дивана, она рассказала о привлекшем ее внимание ее старике.

— Ты, наверное, встретила местную знаменитость — Вадима Козина, он живет у театра, неподалеку от нас, — не отводя глаз от газеты, равнодушно ответил муж.

— Вадима Козина? — растерянно переспросила она.

Володя поднял голову и с удивлением посмотрел на жену.

— Ты не знаешь, кто такой Вадим Козин?

— Имя смутно знакомое, но кто это — припомнить не могу, — ответила Лена.

— Солнышко, Козин — легендарная фигура, — назидательно начал Володя, но посмотрев на ее расстроенное лицо, рассмеялся. — Да я сам только недавно о нем узнал — ребята рассказали. Он был очень популярен до войны, даже дружил со Сталиным, его еще называли Орфеем «с шелковым голосом». Это мне рассказал Никита, помнишь, на новоселье к нам приходил, высокий такой, с лысиной.

— Ну, Никиту я помню. А что еще о Козине он рассказывал? Как тот оказался здесь? — заинтересованно расспрашивала мужа Лена.

— Говорят, попал на Колыму за антисоветскую пропаганду и гомосексуализм, хотя точно никто не знает. В Москву после освобождения возвращаться не захотел, вот и живет в Магадане в маленькой квартирке. Никита был там, говорит, что кроме рояля и множества книг почти ничего, — ответил Володя, вновь углубляясь в газету. — И котов, которых старик обожает, — добавил он, переговаривая страницу.

На следующий день, готовя обед на одноконфорочной электрической плите на общей кухне, она спросила о старике у всезнающей Лидочки.

— О, Леночка, это легендарный старик — Вадим Козин, — и повторила то, что Лена уже знала из слов мужа. — В этом городе он прожил всю свое большую жизнь. К нему в гости приходили все знаменитые гастролеры — Иосиф Кобзон, Валерий Ободзинский… А когда в 50-е на Колыму приезжал вице-президент США, то он был настолько покорен необыкновенным голосом Козина, что подарил ему бриллиантовую звезду! Вот такой удивительный человек живет рядом с нами! — восторженно рассказывала Лидочка.

— Что, он один живет? Все-таки возраст уже преклонный, — поинтересовалась Лена.

— Живет он одиноко, но какая-то пожилая поклонница помогает ему по хозяйству. Ой, заболталась я, надо детей из школы встречать.

Лидочка тоже была женой офицера, и все свое время посвящала воспитанию дочек — погодок, водя их на всевозможные кружки.

Во второй раз этого легендарного старика Лена встретила в центральном гастрономе, находящегося через дорогу от их дома. Уже было значительно холоднее, чем в тот день, когда она его впервые встретила, но он был одет также, и вместо теплого шарфа худую морщинистую шею прикрывал лишь ворот растянутого, потерявшего свой первоначальный цвет, свитера. В руках его была хлопчатобумажная сетка с бутылкой кефира. На этот раз, заметив внимание со стороны Лены, он пристально посмотрел на нее своими широко отведенными глазами, приводя ее в замешательство. Это был взгляд мудреца. Она покраснела, опустила глаза и как замороженная прошла мимо. А ей так хотелось подойти к нему и поблагодарить за то тепло, которое каждый раз разливается в ее груди при звуке песен в его исполнении.

За время, проведенное в этом городе, она еще не раз встречала этого легендарного певца в бытовых ситуациях, но так и решилась подойти к нему или просто поздороваться. Но когда Лене становилось грустно, она вставляла в магнитофон кассету, подаренную тем самым Никитой, и слушала необыкновенный голос, сводящий с ума и возвращающий к радости жизни: «Наш уголок нам никогда не тесен, когда ты в нем, то в нем цветет весна»…».