«Внутренний ребенок» знает правду, но заблокирован

Минимум «отсебятины», максимум соответствия канону. Помнится, уже в пятом-шестом классе мы точно знали, как должно выглядеть идеальное сочинение «на тему» по литературе. С годами эта формула успеха врастает в кожу. Но не у всех.

Некоторые отважные дети, в ком еще не умерла искренность, не укрепилась привычка к шаблонному и чужому мнению, пытаются сопротивляться. Пишут, что Раскольников был прав и ссылаются на Ницше. Что Муму нельзя изучать в пятом классе, потому что тема смерти интереснее ближе к седьмому. Придумывают альтернативные финалы «Дубровского» или дают классическим сюжетам вольные современные трактовки. Однако большинство ломается и пишет, как надо в школе.

А потом школа кончается, и уже можно! Можно писать «отсебятину». Но увы, не пишется. А хочется, ох, как хочется! Оставить след в вечности, сказать наконец свое слово…

Тут на помощь бегут многочисленные писательские курсы. Они берут в ряды «авторов» всех желающих, суля формулу успеха. Ширится и растет писательское море, и кажется, что обвинение времени в девальвации литературы неосновательно. Пишут все, от мала до велика.

Соцсети — новая площадка для «публикации» любых литературных трудов. Эта эпистолярная примета роднит наше время с эпохой сентиментализма, когда интерес общества вызывали письма, дневники, мемуары, путевые заметки. А вместе с этими жанрами на первый план вновь выводятся чувства, пришедшие на смену доводам рассудка и рационализму, характерных для классицизма.

Да, сегодня наибольший отклик — у тех историй, в которых люди делятся своими чувствами и переживаниями.

Но как писать о чувствах, когда нет привычки и говорить о них, и писать от себя, от своего внутреннего «я»?

Страшно же. О себе, о своем говорить страшно, стыдно, неприлично. «Как тебе не стыдно!» — этот голос живет в голове каждого бывшего школьника, что советского, что постсоветского. Он никуда не делся из коллективного бессознательного, он велит прятать свое сокровенное под маской «приличного человека». У него дома тепло и уют, у него котики, у него успешные дети, у него отдых в красивом отеле и ужин в кругу семьи. Об этом он и пишет. Или снимает видео для сторис.

И еще он ходит учиться, непрерывно учится всему нужному, актуальном и современному. В том числе, и тому, как рассказывать истории. И вот наш «приличный человек» приходит на мероприятие, где он рассчитывает овладеть формулой успеха хорошего рассказчика. Спектакль про сторителлинг. Очень современно, как раз на злобу дня. Обещан и мастер-класс. И вот, в самом начале демонстрируют видео, где эксперт-ведущий бодро рассказывает, как он пришел к тому, чтобы стать рассказчиком и вообще актером.

«А что, если без маски?» — спрашивает вдруг второй ведущий. — «Если не так прилизанно? Что, если сказать правду о том, что у тебя болит сейчас?»

Нет, извините. Первый эксперт вовсе не хочет делиться ничем таким со зрителем. Давайте не будем травмировать зал. Мы тут собрались про то, как истории рассказывать. Люди хотят знать, как. Надо дать им формулу хорошей истории.

Но что-то случилось со вторым экспертом. Он не хочет формулу, он придумывает странный персонаж — Доктора мертвых историй — вместе с которым пристает к первому с личными неудобными вопросами. И действие будто разваливается. Гладкая дорожка мастер-класса превращается в тернистый путь рефлексии и исповеди. Пойдет по ней человек или не рискнет? Что откроется ему по дороге?

Первый эксперт сопротивляется, но незаметно для себя самого проходит путь от маски успешного «приличного человека», состоявшегося артиста, до трепетного необструганного переживания личной истории. Путь взрослого творца к своему внутреннему ребенку — туда, где осталось живое невысказанное чувство, которое прячется то ли потому, что в гипернарциссическом мире непринято показывать свою слабость, то ли потому, что хочется защитить от безжалостного взора толпы то нежное, что живет в каждом из нас.

Можно ли преодолеть мощный психологический барьер, страх предъявлять себя и рассказывать? Двое ведущих отвечают на этот вопрос по-разному. «Нет, эта дверь закрыта. Я не стану ее открывать». Другой решает и открывает дверь в свою личную историю, для себя самого и для аудитории. Зритель затихает и вслушивается в сокровенное. А потом уносит с собой открытие. «Думала, сейчас расскажут, как надо рассказывать истории, по каким правилам. Вышло совсем о другом. Нет никаких правил. Точнее, важны не правила, важно то, что за ними».

А за ними сам человек, голый и беззащитный, не привыкший к тому, что кому-то важно именно то, что чувствует он сам. Ведь его крепко выучили в школе, что его личное мнение никого здесь не интересует, а его чувства важны еще меньше. На спектакле «Алхимия сторителлинга» (так называется новый проект «Театра сторителлинга Константина Кожевникова») зритель видит и проживает совместно с артистами опыт преодоления этого барьера. Вживую, на собственном примере авторы спектакля исследуют, с какими трудностями сталкивается рассказчик в самом себе и как справляется с ними, делая свою историю по-настоящему живой.

Наблюдая за тем, как «варится» зелье для истории, зал следит за откровенным путешествием героев к настоящему творцу — своему внутреннему ребенку.

Зрительница пишет: «Прошла уже неделя после спектакля, а боль не утихает, думаю о нем, и слезы сами собой наворачиваются. Истории, в которых есть душа. Да, наверное, так и есть».

Похоже на слом шаблона. Чувства, личные переживания, сокровенное — оказываются важны и востребованы. Для кого-то, возможно, впервые во взрослой жизни. Надо же, «отсебятина», а так отзывается. И что теперь с этим делать? Смогу ли я так же? Или пока не стану открывать эту дверь?

*Проект реализован при финансовой поддержке Министерства культуры Российской Федерации. Грант предоставлен ООГО «Российский фонд культуры».