«Тёмные аллеи» или Сага о Взрослом читателе
Одна из важных социально-культурных проблем нашего общества — восприятие классической литературы. Люди расходятся во мнениях — кто-то считает, что нужно непременно держаться стороны автора в любом вопросе, потому что посыл классической литературы проверен веками. Я не могу согласиться с подобными мыслями. Дело в том, что, во-первых, мир меняется, а вместе с миром меняется и восприятие мира. То, что было нормально сто или двести лет назад, сейчас абсолютно недопустимо. Во-вторых, кажется, что если трактовать текст вековой давности с позиции его автора или современников автора, этот текст в конечном итоге канет в лету. Именно поэтому перед тем, как перейти к основной части статьи, напрямую связанной с восприятием классической литературы в современном обществе, нужно разобраться с факторами, влияющими на него.
3 октября 2019 года фильм «Джокер» вышел в прокат в российских кинотеатрах. Возрастной ценз для входа на сеанс — 16 лет. Фильм «SOS, Дед Мороз или Всё сбудется!», вышедший в 2015 году, имел возрастное ограничение 6+. Каждый из фильмов известной новогодней франшизы «Ёлки» также имел ограничение 6+, фильм «Временные трудности» с Иваном Охлобыстиным — 12+. Судя по этим цифрам, важная и близкая, пожалуй, каждому подростку история о человеке, которого отвергло общество, куда пагубнее позитивации нездоровых семейных отношений, предательств и паразитирования на окружающих.
Проблема возрастного ценза сейчас стоит как никогда остро, причём не только в киноиндустрии. Книги тоже получают возрастные ограничения. В 2010 году был разработан федеральный закон «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию», Согласно этому нормативному акту, дети, достигшие двенадцати лет, могут без ущерба для себя читать книги и смотреть фильмы, в которых присутствуют:
1) сцены употребления алкоголя и табака;
2) не слишком приближенные к реальности описания насилия (за исключением сексуального) при условии выражения сострадания к жертве или отрицательного отношения к акту жестокости и т. д.
Интересно также, что последний запрет не распространяется на насилие, применяемое в интересах граждан и государства. Очень грубо говоря, в ситуации идеального действия закона двенадцатилетний ребенок не смог бы прочесть подробную статью об убийстве Анастасии Бабуровой и Станислава Маркелова, зато без вреда для здоровья и развития посмотрел бы любой видеоролик с избиениями на митингах.
В принципе, содержание закона звучало бы весьма логично, если бы не одно «но». За окном уже XXI век, практически в каждом доме давным-давно есть компьютер, телефон, телевизор. Странно полагать, что если двенадцатилетний ребенок не сможет прочесть, допустим, роман Достоевского «Игрок» или посмотреть фильм «Дневник баскетболиста», он ни в коем случае не узнает о существовании азартных игр и наркотиков до восемнадцати лет. Больше всего беспокойства в этом случае должен вызывать не сам факт возможного информирования человека о пагубных действиях, которые может совершать человек, в позитивном или романтическом контексте, а то, что когда ему наконец откроются все эти «запретные плоды», он будет всё ещё ребёнком. Опыт, а вместе с ним и адекватное мировосприятие, приобретается посредством проб и ошибок. Наверное, куда лучше, если эти ошибки совершит не сам человек, а персонаж в книге или на экране. В любом случае, главное, что узнавать о негативной стороне общества человек должен не в момент, когда дверь родительского дома захлопывается, оставляя наедине с этим самым не всегда радушным обществом.
Иногда романтизация определённых асоциальных действий достигает пика. Но парадокс в том, что в современной индустрии всё ярче выражается стремление к популяризации здоровых и правильных идей самоконтроля, уважения и человеколюбия, в то время как в классической литературе, которую изучают в каждой школе, многие сюжеты строятся таким образом, чтобы вызвать у читателя максимально позитивное отношение к аморальному. Повторюсь, запрещать, уничтожать, цензурировать, сжигать (вставьте своё) сложные для восприятия сюжеты недопустимо! О них важно и нужно говорить, прививая тем самым гуманистическое мировоззрение и приучая к критическому мышлению.
Что же происходит на самом деле? Практически в каждой школе в девятом-десятом классах на уроках литературы изучается сборник произведений Ивана Алексеевича Бунина «Тёмные аллеи». Если вам захочется прочесть этот сборник, вы непременно увидите тысячу и одно красочное описание, каждое из которых начнётся словами «В сборник „Тёмные аллеи“ вошли лучшие рассказы И. А. Бунина о любви, женской красоте и романтических отношениях». Да, звучит, разумеется, очень красиво и привлекательно. Но то, что в действительности лежит в основе рассказов из «Тёмных аллей» не столь чудесно. Бунин романтизирует сексуальное насилие, педофилию. В этом сборнике действительно есть несколько рассказов о любви, например, «Кавказ». В его сюжете присутствует супружеская измена, но описанная там любовь между героями обоюдная и осознанная. В большинстве текстов ситуация совершенно иная.
Взять, например, рассказ «Таня». Бунин романтизирует изнасилование юной девушки, которая, к тому же, находилась в бессознательном состоянии и попросту не могла дать отпор. Автор как бы оправдывает мужчину, показывая, что Таня полюбила его, ненадолго стала счастливой. Пётр, в свою очередь, также демонстрирует к Тане тёплые чувства, ухаживает за ней. Может, всё в порядке? Нет. Доброта насильника к жертве после совершения преступления — фикция. На мой взгляд, само существование возможности оправдания человека, преднамеренно нанесшего кому-либо серьезные увечья, является, если говорить современным языком, виктимблеймингом.2
Почему Таня вообще полюбила Петра? Он же нанес ей травмы, опорочил её, использовал. Я не хочу додумывать сюжет и фантазировать на тему мотивации персонажей, но позволю себе трактовать их поступки исходя из собственного мировосприятия.
В начале и середине двадцатого века, на которые пришлась основная доля творчества Бунина, женщины из более бедных социальных слоёв сохраняли неоднозначное положение. Их видели исключительно в качестве жён, матерей и хранительниц очага, тем самым, исключая возможность сепарации от мужчин и последующее самостоятельное существование. Таня — это обычная горничная у мелкой помещицы, сирота, то есть девушка не слишком образованная и лишённая возможности вести другую жизнь даже при большом желании. Обычно, люди более низкого социального статуса в силу отсутствия образования почти не испытывают потребность в самовыражении. Они больше подвержены общественным догмам и социальным паттернам. Таня, осознав, что с ней произошло, «несколько дней плакала, но с каждым днем все больше убеждалась, что случилось не горе, а счастье, что становится он ей все милее и дороже»3. Сначала Таня была подавлена и расстроена, понимала, что жизнь её перечёркнута — девушек с таким прошлым презирали. Позже, увидев, что Пётр относится к ней спокойно и без агрессии, зацепилась за эфемерную надежду выстроить с ним отношения, которые могли бы нивелировать случившееся. Именно поэтому, как мне кажется, она и полюбила его. Думая, что Петруша сам в неё влюбился, Таня внушила себе, что она счастлива.
Кстати, о мотивах Петра. В этом рассказе Бунин пишет, что для Петра «все вышло совсем неожиданно». Таким образом, автор снова оправдывает насилие со стороны героя — сам не ожидал, случайно получилось. Подобное отношение к преступнику недопустимо, потому как преступление, а особенно изнасилование, то есть преступление, направленное на удовлетворение банальных животных потребностей посредством нанесения вреда другому человеку, совершается осознанно (не стану углубляться в правовые нюансы и другие формы вины).
Вам может показаться, что я только что практически дошла до отрицания поставленного выше тезиса о недопустимости запрещения информации. Несмотря на то, что «Тёмные аллеи»4 я, пожалуй, никогда не решу перечитать, эту книгу нужно читать подросткам. Всё, в конечном счёте, упирается в трактовку. Можно сказать «Сегодня мы прочитаем рассказ о любви между двумя смелыми нонконформистами, которые смогли ради высокого чувства преодолеть препятствия в виде разницы в возрасте и социальном статусе», а можно — «Сегодня мы прочитаем рассказ, в котором присутствует положительное отношение к насилию. Как читатели и, что важнее, люди, мы должны помнить, что насилие в любой форме недопустимо, если не является самозащитой».
Бунина, как и любого другого автора, жившего раньше XXI века, нельзя осуждать и обрекать на литературный позор в глазах читателей за его позицию. Она может быть сотню раз неправильной с нашей точки зрения, она может дискриминировать определённых людей и много чего ещё, но этот человек жил во времена совершенно иных нравов. Оправдывать и принимать эту позицию тоже, разумеется, нельзя. В случае расхождения мнений работает только одно — диалог.
Когда размышляешь о том, насколько сейчас уместна классическая трактовка рассказов Бунина, возникает резонный вопрос — если всё так плохо, и все это понимают, почему эти рассказы вообще читаются? Почему я в своём эссе говорю о том, что запрещать этот сборник и этого автора нельзя? Я ни в коем случае не стану оспаривать художественную ценность бунинских произведений. Если абстрагироваться от смысла написанного, понимаешь, как многогранен слог, как красивы и интересны персонажи. С эстетической точки зрения, проза Бунина заслуживает даже большего внимания, чем имеет сейчас, но классическая литература отличается от массовой культуры, куда более популярной, как раз тем, что помимо красоты обрамления в ней есть смысл. Смысл, каким бы он ни был, имеет право на существование. Именно поэтому запретить творчество Бунина просто глупо — посыл, который пытаются ограничить, всё равно никуда не денется.
Ещё одна проблема в том, что известность налагает ответственность. Понимал ли Бунин, какие идеи он продвигает в своих текстах? Думал ли он вообще о том, что какие-то люди могут воспринять его рассказы как побуждение к действию? Вернусь к истории о культурном подтексте. Бунин, скорее всего, даже не воспринимал основу своих сюжетов как насилие, он, как и тогдашнее общество в принципе, считал это нормой. В сегодняшней ситуации автор всегда балансирует между обществом и своим творческим «я». Именно из-за этого в нынешнем мире творить крайне сложно — нужно и выразить своё необычное (тривиальность никому не нужна) мнение, но при этом «попасть» в позицию большинства, чтобы не вызвать слишком бурной реакции.
В конце концов, ограничение в доступе к информации — любое произведение искусства также является информацией, как, допустим, упомянутый мной выше Федеральный закон о возрастных ограничениях, — неизбежно ведёт общество к антиутопичной оруэлловщине. Некоторым покажется, мол, не запретить школьникам читать того же Бунина, они пойдут и повторят то, что делается в его произведениях. Этим людям стоит вспомнить только об одном — люди совершают преступления и без бунинских наводок. Запретите неугодную книгу на законодательном уровне, уберите ее со всех прилавков российских книжных магазинов, хоть сожгите все экземпляры — если человек захочет нарушить закон, он это сделает. Какой смысл тогда ограничивать людей в искусстве? Пожалуй, этот вопрос останется без ответа, потому что, как и всегда, ответ лежит настолько на поверхности, что приводить его здесь бессмысленно.
Мне очень хочется верить, что однажды мы сможем прийти к открытому и честному диалогу между всеми членами социума. Чем быстрее развиваются технологии, тем быстрее должны развиваться люди. В непредсказуемом и чересчур быстром мире единственная возможность достичь консенсуса — это обсуждение проблем. Но стремление к большой цели всегда начинается с малого. Именно поэтому чтобы прийти в итоге к такому светлому будущему, где нет места агрессии и дискриминации, нужно обсуждать и объяснять то, с чем человек сталкивается. Книга, фильм, жизненная ситуация — всё нужно осознать и проработать. Надеюсь, что в скором времени жёсткая цензура и ограничения в потреблении искусства канут в лету, ведь они уже несколько веков нависают над каждым творцом, не давая людям наконец пробиться к свободе мысли и слова
К комментариям