Несостоявшаяся поездка к бабушке

Жаркий летний день. Резекне, 1989 год. Город уснул в теплом дрожащем воздухе, люди, машины, автобусы как будто притормозили свои движения. Даже черные дизельные выхлопы у желтых пассажирских «икарусов» клубятся как замедленной съёмке. Наверняка мне это кажется, просто потому что в такую жару невозможно чтобы что-то происходило быстро или даже в привычном темпе.

Июль, первая декада — возможно девятое или пятое число.

Я точно не помню что на мне было надето, скорее всего одно из сшитых мамой платьев, или зеленое или синее, с оборкой на подоле. Но я точно знаю что на мне несмотря на жару надета нежно розовая, застиранная вискозная майка. От этого еще жарче. Я и мама бесцельно ходим по Северному району, я не понимаю — куда именно мы идем, мы опоздали на автобус к бабушке, которая живет в соседнем городе Лудза, поэтому мама очень не в духе, она почти не разговаривает со мной, на ее лице гримаса недовольства.

И недовольна она конечно же мною — я ни тогда, ни сейчас не могу понять, что такого я натворила, но мама очень раздражена, я бы даже сказала — зла на меня. Скорее всего причина в опоздании на автобус, в том что мы слишком поздно вышли из дома и он ушел без нас. Она дёргает меня за руку, и из ее красивых губ вылетают слова, от которых у меня сжимается желудок:

-тварь, мерзавка, какая же из тебя получилась тварь!

Я не понимаю в чем дело и пытаюсь сквозь наворачивающиеся слезы пробормотать, что мы можем поехать на следующем автобусе или на поезде, но мама довольно резко дергает меня за руку.

-Заткнись, сволочь! Ты к бабушке хотела, да? Хрен тебе, а не бабушка теперь! И на озеро мы тоже не пойдем.

Я всхлипываю, но мои слезы вызывают у мамы новую вспышку гнева, на миг ее лицо озаряет злорадство.

-Ты знаешь, я же специально забыла выключить утюг, придем сейчас домой, а там все гори-и-т!

Слово «горит» она выговаривает с какой-то особо едкой интонацией, я ей верю, я думаю о своем коте — дома остался кот Тишка, я начинаю громко в голос реветь, по-моему произведённый эффект превышает все ее ожидания, мой плачь доставляет ей радость, но она пытается это скрыть и очень злобно шипит

-Заткнись ублюдок, заткнись тварь, на нас люди смотрят!

Я точно помню, что утюг она сегодня включала когда гладила мою одежду, утюг старый с истертым шнуром, там где должна загораться лампочка под красным колпачком — дырка, колпачок разбит и лампочка не горит. От осознания того что угроза имеет под собой реальную основу я начинаю плакать еще надрывнее. Мама со словами проклятий тащит меня за собой и вот мы уже за пределами города.

Северный район — это окраина, за ним начинается ленинградское шоссе и бесконечные поля и леса. Не понятно куда мы идем, мимо проносятся машины, грузовики и автобусы, я начинаю догадываться что мама наверное хочет поймать попутную машину до Лудзы, и в самом деле — мы доходим до первой загородной остановки, я сажусь на скамейку, а мама ждет попутную машину, остановка расположена около большого перекрестка с поворотом на Лудзу, многие машины сворачивают на этом перекрестке не доезжая до нас и это кажется злит ее еще больше, я не слышу что именно она говорит в мой адрес, но по интонации и отдельным обрывкам фраз — ничего хорошего.

Небо сегодня изумительно голубое, ветер пахнет нагретыми травами, хвоей и смолой, на озере в такую погоду — благодать, особенно если взять с собой апельсиновый сок.

Наверное, если бы мы не опоздали на автобус, сейчас мы бы уже сидели с мамой на Рожке, Рожок — это пляж на лудзенском озере.