Розовая дверь

Картины иллюстрирующие тот или иной период моей жизни я трепетно храню в памяти. Я часто смотрю их, закрывая глаза. Почти всегда меня начинают душить слезы, но я обязательно досматриваю каждый эпизод до конца. Этот просмотр не слишком приятное занятие — но только таким образом я могу сохранить максимум деталей, важных мелочей, даже точного воспроизведения запаха сопутствовавшего те обстоятельства и фрагменты моей жизни. Чем-то это занятие напоминает работу патологоанатома — я разбираю, анализирую, упорядочиваю свои и чужие слова, дела, поступки, времена гоюда, политические события, явления природы… от них уже ничего не зависит, но это часть меня, это то что сделало меня такой какой я являюсь сейчас. Это все мои неиспользованные шансы и неверные повороты, неправильные шаги и верные решения. Несказанные слова или сказанные, о которых я очень жалею, хотя таких почти нет. В любом случае это всегда очень болезненно, я даже не понимаю — почему.

Каждая картинка, заставка или скринсейвер лежит в моем воображаемом фотоальбоме отдельно. Первое — это мой ДР, который я отчётливо запомнила на всю жизнь.

Из неё вытекает огромный фрагмент периода жизни в Риге. Он пахнет началом лета: одуванчиками, синим небом, оранжевым апельсиновым соком, рижской жвачкой, тоже кажется апельсиновой… В ту пору мы катались на теплоходе по Даугаве, а ещё ездили на море. Да, берёг моря — пляж усыпанный ракушками и белым песком, на нем много людей, ещё больше чем в воде. Море тёплое, нежное и ласковое, я качаюсь на волнах, около воды стоит фотограф, кажется он предлагает маме сфотографировать меня с большим макетом парусного корабля, который стоит у него рядом с фотоаппаратом на белом песке. По правде фотограф не сохранился в моей памяти, его попросту нет, но осталось фото на котором я стою на летнем пляже и держу за мачту кораблик, с разноцветными парусами. Запах моря — свежий, пахнущий водорослями, смешивался с запахами берега — туалетами, шашлыком, духами, клубникой.

Я стою перед закрытой дверью в магазин, дверь старая, с потемневшей от времени краской, раньше она была нежно-сиреневого цвета, я помню это очень хорошо. За сиреневой дверью в разное время торговали всякой всячиной: то мясом, то книгами, то импортными сладостями для детей. Особенно хорошо я помню книжные прилавки, там я в первый раз после просмотра Чужих увидела книгу написанную по мотивам фильма. На ее обложке была размещена фотография Чужого… кадр из фильма Чужой 3, там где монстр приблизился к Элен Рипли. Книга меня и привлекла, это был мой кошмар воплотившийся вполне в осязаемую форму обложки. Мне было страшно даже подойти к прилавку на котором лежала эта книга, дотронуться до этой книги было страшно. Прежде чем решиться медленно попыталась протянуть к ней руку я топталась у книжного прилавка несколько недель. Продавец увидев мой интерес оживился, — хотите узнать сколько стоит книжка?

-Эээхх да, — я покивала головой.

Сейчас поглядим, — продавец безо всякого страха бесцеремонно схватил книгу, при этом его пальцы соприкасались с оскалом Чужого на обложке, не подвергаясь никакому вреду.

-тээкс, книжечка стоит один лат.

И в этот момент продавец сто пудово не понял того чего совершил. А совершил он следующее — весь мой страх и ужас перед Чужими, да и вообще перед любой фантастикой с киноэкранов основательно ослаб, а позже и вовсе улетучился. Ведь если Чужого продают вот так вот, на книжном развале по цене коробки конфет, то это не монстр, а товар… вроде картофеля или крупы или носков

А рядом с книжным развалом располагался отдел сладостей, в изобилии продавались там радости для детской души, и яйца киндер и шоколадки марс, Сникерс, а больше всего места занимала безвестная турецкая и польская продукция — жвачки, конфеты на палочках, вафли, батончики. Честно сказать сейчас бы я не рискнула даже попробовать эту пакость, а тогда это для меня было чем-то невыразимо прекрасным, это было прикосновение к загадочному и манящему миру заграничных символов, миру сериалов, Терминатора и вечной не преходящей доброй сказки.

И мне казалось — человечество дожило до того момента когда вот-вот и в мире восторжествует справедливость, порядок и добро.

Я смотрю на дверь магазина — ее не меняли лет 25, и не красили, когда-то она была сиреневой, нежно сиреневой. Магазин этот — обычный рассадник тараканов, такие торговые помещения очень часто размещались на первых этажах кирпичных хрущевских домов. До распада СССР там было целых три торговых точки продовольственный, овощной по середине и винноводочный слева, в пыльных витринах его висели плакаты призывавшие бороться с алкоголизмом, а внутри практически никогда не было ничего спиртного, зато принимали бутылки, в те дни когда туда завозили товар, от дверей магазина и далеко за угол толпилась такая очередь, что приходилось делать изрядный крюк чтобы не сталкиваться с толпой перегарных стояльцев. Рядом с магазином располагалась автобусная остановка, газетный киоск и прилавки за которыми бабушки постоянно торговали тем что выросло на огороде.

Когда я училась в школе, мне очень хотелось чтобы мама купила у этих бабушек какой-нибудь красивый цветок, пион или розу, розы так потрясающе пахли, но она никогда не покупала у них такие цветы, если покупала, то какие-нибудь самые дешевые и предназначались они для кладбища, где был похоронен мамин отец — дедушка, которого я никогда не видела, так как умер он задолго до моего рождения.

Зато частенько мама покупала там яблоки, крыжовник и ранетка стоили дешево. Запах в этих торговых рядах стоял очень приятный — запах свежей зелени и ягод. К концу 80-х годов продовольствие почти пропало с полок магазинов около остановки (хотя пропало оно и из других магазинов тоже), все что можно было там купить, это крыжовенное пюре и неосветленный яблочный сок в грязных трехлитровых банках, спустя пару лет закрылись и сами магазины. Но пустовали они недолго, вскоре появилось такое явление как «коммерческий магазин», то что там

продавалось сейчас бы получило название — китайский ширпотреб. Вперемешку торговали там и одеждой и посудой и магнитофонами и сладостями и всякой ерундой вроде брелоков и фигурок. Цены на все это были заоблачными. По-крайней мере так казалось мне тогда.

Денег у нас никогда не было,