О чем думают нынешние 20-летние?
Мы беседуем с Иваном Поповым во вьетнамском кафе в Москве. Это одно из любимых мест Ивана, ведь он учится на востоковеда в ВШЭ и любит китайскую и вьетнамскую кухню, а ещё — атмосферу подобных заведений, в которых можно хорошо провести время и с друзьями, и со своей семьёй. Место нашей встречи определило тему беседы: мы поговорили о том, как находить общий язык с другими людьми. Не только с теми, от кого мы отличаемся культурой и отделены границами, но и с теми, кто рядом и на кого мы очень похожи.
О русской душе и китайской культуре
— Вот скажи, Иван, ты изучаешь китайский язык и китайскую культуру. Как ты считаешь, новые знания в этих областях как-то изменяют тебя?
— И да, и нет, мне кажется. Допустим, что-то связанное с китайской культурой: если читаю какую-то китайскую книгу, то могу почерпнуть что-то для себя. В то же самое время какие-то факты могут выступать и как стороннее знание, расширение моего кругозора. Вот я готовился к олимпиаде по востоковедению для школьников, читал что-то для университета, можно сказать, что это изменило меня, но… И так, и так, наверное.
— Хорошо. А что касается повседневной китайской культуры, что-нибудь такое воспринимается, усваивается? Например, привычки, кулинарные пристрастия?
— Кулинарные пристрастия — это в любом случае, потому что с момента, когда я поехал в Китай, и до сегодняшнего дня я очень люблю готовить китайские блюда. И даже после окончания занятий в университете мы с друзьями любим ездить в китайский ресторан, потому что очень часто хочется есть китайскую еду.
— А чем тебя так привлекает китайская еда?
— Китайская еда? Даже не знаю, как объяснить…
— Ну, она вкуснее или сытнее?..
— Да, просто вкуснее. А насчёт каких-то других привычек, не то чтобы это как-то вошло в мою жизнь, но многие, когда приезжали в Китай и видели, что в ресторанчике посетители кидают мусор прямо на пол, воспринимали это как варварские привычки. А я уже через несколько дней стал считать это в порядке вещей. Есть такой феномен, когда ты открыт чужой культуре, и я бытовую китайскую культуру действительно воспринял после поездки в эту страну. И отношусь к ней спокойно.
— А вот представь себе, что ты, допустим, поедешь в Китай на годичную стажировку и в целом будешь так же интенсивно воспринимать китайскую культуру, станешь ли ты тогда со временем больше китайцем, чем русским?
— Да, я уже думал об этом. Я планировал поехать в Китай на долгое время. Даже после недавней краткосрочной поездки в эту страну мне показалось, что китайский образ жизни в какой-то степени близок мне.
— А что ты имеешь в виду?
— Допустим, в общении: ты встречаешь человека, который показался тебе интересным. Ты спокойно начинаешь с ним общаться, причём, открыто, с первого же момента. И лично мне это приятно. Потому что, ну, не знаю, становишься более открытым, что ли. В бытовых вещах, в общении.
— А может ли это быть чертой, присущей и другим народам? То есть не специфической чисто китайской чертой?
— Да, такое вполне может быть. Но китайцам эта черта точно присуща. Вот, допустим, тот же самый столовый этикет. Мне было очень комфортно, на самом деле. Вполне возможно, что если я буду жить там долгое время, то буду вести себя точно так же, как китайцы.
— То есть бросать в кафе всякий мусор прямо на пол?
— Да, я ведь буду знать, что всё это уберут, всё нормально, никаких проблем. Почему бы и нет? В компании друзей все это поймут.
— А ты можешь назвать себя русским человеком? Вот именно ментально?
— Да, наверное. Наверное, я могу назвать себя русским человеком. Даже не наверное, а вполне определённо. Допустим, в тех же бытовых вещах. Конечно, есть такой дискуссионный вопрос: русский человек — больше западный или восточный? Но если включать в определение русского человека понятие романтизма или что-то ещё в этом роде, то да, я многие вещи откровенно романтизирую. Если рассматривать все эти дискуссии о «русской душе» с этой точки зрения, то да, я русский. Но опять же, что в целом позволяет считать человека русским?
— Вот это и есть, на мой взгляд, ключевой вопрос: каково это — быть русским? Или китайцем. Или кем-то другим. Если бы удалось ответить на этот вопрос, многое наверняка стало бы более понятным.
— Я думаю, что могу назвать себя русским ещё вот почему. Не будем брать политику, а рассмотрим чисто повседневные вещи. Допустим, я приезжаю в какую-то деревню и вижу, что люди там доброжелательные, очень открытые и просто хорошие сами по себе. И я чувствую гордость за свою страну, за этих людей.
— Но ведь ты точно так же можешь приехать, например, в испанскую деревню и обнаружить там таких же доброжелательных, открытых и хороших людей.
— Да, но там я гордости за них не почувствую. Я испытаю там другое: скорее всего, радость за испанцев. А здесь, в России, я понимаю, что вот эти люди вокруг такие же, как я, по сути.
— А из-за чего у тебя возникает такое чувство? Благодаря общему языку? Или потому что вы внешне выглядите одинаково? Хотя я могу себе представить твой визит в русскую деревню: мужики там в шапках-ушанках, а у тебя модная причёска и серьга в ухе.
— Нет, здесь как раз другое. Я ведь живу в большом городе, так что я естественным образом отличаюсь от деревенских жителей. Поэтому сходство у меня с ними не внешнее, а скорее ментальное, духовное.
— И какой-нибудь окающий дедушка скажет тебе: «Здравствуй, милок!»…
— Ну да, но всё равно: я не знаю, как описать эту связь, но я её определённо ощущаю.
— Хорошо, я понял. Я спрашиваю об этом, потому что мы уже задавались вопросом, можешь ли ты со временем стать больше китайцем, чем русским. Есть ли такой момент, в который может произойти это изменение? И такое изменение — только ли в привычках, в поведении или всё-таки где-то глубже?
— Мне кажется, глубже. Я вряд ли стану китайцем на самом деле. Возьмём даже все эти чисто бытовые китайские моменты: я могу их воспринимать, перенимать, могу быть к ним максимально открыт, тогда как другие русские люди будут их высмеивать или отвергать. Но всё равно я буду смотреть на эти моменты как русский на китайские, а не как китаец на свои родные.
О родителях и о том, что роднит
В первой части нашей беседы с Иваном Поповым мы выяснили, что он чувствует гордость за простых русских людей. Что, приехав в обычную русскую деревню, он сразу же ощутит свою общность с местными жителями. Поэтому мне захотелось узнать, чувствует ли Иван такую же общность со своими близкими, особенно — с представителями старшего поколения. И всегда ли их диалог возможен.
— Как ты считаешь, Иван, твой отец или кто-то из дедушек — люди современные, прогрессивные или скорее консервативные?
— Вот, допустим, мой дедушка в каких-то вещах, например, в бытовых, действительно прогрессивный человек. Он пользуется компьютером, причём не на любительском уровне. Он пытается быть в курсе событий, насущных всяких вопросов. Но во многих других моментах — будь то отношение к татуировкам или отношение к вещам, которые укоренились действительно в умах старшего поколения, — мой дедушка консервативен. Например, у нас с ним был разговор о тех же татуировках, он не относится плохо к тем, кто делает их себе, но у него сразу возникает в голове ассоциация: «если у человека татуировка, значит, он связан с криминальным миром». И он начинает мыслить, отталкиваясь именно от этой точки зрения, потому что он жил в то время, когда такая точка зрения была нормой. Вот в таких вещах мой дедушка совершенно консервативен.
— Тогда представь себе такую ситуацию. У тебя есть друг — образованный китаец примерно твоего возраста из Пекина или Шанхая, хорошо знающий английский язык. А тебе в голову вдруг пришла идея классного высокотехнологичного стартапа. Как ты думаешь, кому тебе будет проще объяснить свою идею — этому другу-китайцу или отцу с дедушкой?
— Китайцу.
— Китайцу?
— Определённо.
— А если бы ты захотел обсудить события Второй мировой войны. Или, что ещё ближе к теме российско-китайских отношений, события на острове Даманский 1969-го года. С кем бы тебе их проще было обсудить с дедушкой или с тем же самым другом-китайцем?
— С дедушкой. И даже скорее с моим отцом, потому что он когда-то служил на границе с Монголией и поэтому об инциденте на Даманском он может говорить часами.
— Интересная вырисовывается вещь, Ваня. Ты сказал, что стоит тебе приехать в русскую деревню, как ты почувствуешь, что там все свои. С другой стороны идею стартапа ты там ни с кем обсуждать не будешь, как вряд ли предложишь послушать какую-то современную музыкальную композицию из тех, что тебе нравятся.
— Да.
— В этой связи хотелось бы понять, где проходит граница. Всё это так или иначе части тебя. Идея стартапа пришла в твою голову. И ты же увлекаешься современной музыкой, даже сам выступаешь с концертами. С другой стороны, ты носитель коллективной памяти, свойственной россиянам. Ты воспринимаешь многие исторические события так, как их воспринимают у нас в стране, а не как в том же Китае. Получается, что вот эта часть твоей личности роднит тебя с отцом, дедушкой и другими россиянами. А та часть, что «отвечает» за стартапы и современную музыку, роднит скорее с образованными ровесниками из Китая. И возникает вопрос: только ли коллективная память, кроме языка и генетики, роднит нас со старшими поколениями в нашей стране? Чисто бытовые вещи, вроде салата «Оливье» на Новый Год, мы не рассматриваем.
— Интересный вопрос…
— Есть такая теория, что современники из разных стран понимают друг друга лучше, чем представители разных исторических эпох одной и той же страны. Например, тебе было бы сложнее найти общие темы для разговора с условным Петром I, чем с ровесником из Перу или Австралии. А последнему тоже скорее будет что обсудить с тобой, чем с британским губернатором Австралии середины XIX века.
— Если взять чисто мою семью, то конкретно с моими родственниками меня, помимо коллективной памяти, связывает, ну, кроме родства, так сказать, биологического, проведённое с ними время.
— То есть будет что вспомнить?
— Ну, в том числе. Вы знаете, мы с моим дедом всегда очень близко общались. И я до сих пор стараюсь с ним так же общаться. А лет до десяти я с ним вообще проводил, пожалуй, даже больше времени, чем с родителями. Они всё время были на работе, и мой дедушка очень много мне дал. Делился своим жизненным опытом.
— То есть дедушка вложил в тебя частицу своего «Я», и теперь через частицу твоего «Я» поддерживается духовная связь с дедушкой?
— Да, действительно так и есть. Иногда я замечаю, что поступаю так, как поступил бы мой дедушка.
— А ты можешь сказать, что оправдываешь ожидания своего дедушки и родителей? То есть ты сейчас такой, каким они хотели бы тебя видеть в этом возрасте?
— Вы знаете, наверное, 50 на 50. Мои родители всегда хотели видеть меня человеком, занимающимся точными науками.
— То есть твой выбор профессии — востоковеда — они не одобряют?
— Да, выбор профессии им, так сказать, не совсем по душе. Но в то же время они рады, ведь я занимаюсь тем, что мне нравится. То есть они меня никоим образом не винят за выбор профессии. Поэтому, с другой стороны, они, конечно, довольны тем, какой я сейчас. Грубо говоря, я не бухаю каждый день, не колюсь в подъезде, не шатаюсь где-нибудь в Питере на попойках.
— А ещё и на бюджете в престижном университете учишься…
— Ну да. И мои друзья — вполне нормальные ребята, в том числе и с точки зрения моих родителей.
— Но вещи, вроде татуировок, они уже не одобряют?
— Нет, почему, нормально к этому относятся. Нормально, хотя и с долей скептицизма.
— Ну, то есть ты реально оправдываешь их ожидания процентов на 50, похоже. Это случайно так вышло, или ты в какой-то момент понял, что полностью оправдывать не хочешь или не получается и забил?
— Нет, вряд ли. Я вообще, видимо, не обращал на это внимание. Я старался делать так, чтобы и самому было хорошо, ну, и чтобы их не обижать.
— Ну, прекрасно. То есть яркого протеста с твоей стороны не было?
— Вряд ли. Хотя, может быть, в какой-то определённый момент, конечно, он и был. Просто я об этом не особо задумывался. Но такого всё-таки было немного. Просто у меня с семьёй, слава богу, хорошие отношения. Такой, знаете ли, паритет.
О деньгах и свободе
Во второй части нашей беседы с Иваном Поповым я узнал много интересного про его отношения с родителями и дедушкой. И о том, как они смотрят на профессию, которую Иван для себя выбрал. Он предпочёл учиться на востоковеда, а не на инженера, как хотели бы его родители. И тем самым решил связать себя с деятельностью, приличный и стабильный заработок при которой не гарантирован. Поэтому мне захотелось поподробнее расспросить Ивана о том, что он думает о деньгах, когда собирается начать зарабатывать их сам, и для чего они ему нужны.
— Ты стремишься быть финансово независимым?
— Да.
— А в чём это сейчас проявляется? Ты стараешься зарабатывать или просто меньше расходовать?
— Сейчас скорее второе, потому что сейчас я больше стараюсь создать себе базу, связанную именно с образованием, с какими-то знаниями.
— Чтобы не зарабатывать деньги не понятно чем?
— Да-да. Но в перспективе, в ближайшее время я попытаюсь перейти эту черту и начать подрабатывать и так далее. Но на летних каникулах я так и так стараюсь это делать.
— А что тебе это даст? Для чего тебе финансовая независимость? Тебе нужны какие-то более крупные расходы, которые могут не одобрить твои родители?
— Нет. Мои родители, моя семья не будут мне ставить в укор то, что я трачу какие-то деньги. Но мне это нужно самому с точки зрения, не знаю, уважения, что ли.
— Самоуважения или уважения со стороны родителей?
— И самоуважения, и уважения к родителям. Я понимаю, что они долгое время меня содержали, очень многое мне дали. И поэтому я не хочу, чтобы это продолжалось вечно. Это первое. А второе: финансовая независимость, естественно, даёт независимость во многом другом. Ты можешь сам реализовывать какие-то свои стремления, то, что ты должен делать.
— То есть для тебя финансовая независимость — это полная свобода или всё-таки не совсем?
— Свобода… В каком плане?
— В том плане, что останутся ли у тебя какие-то, например, моральные обязательства перед родителями?
— Ну, моральные обязательства, наверное, будут.
— То есть, допустим, ты планируешь провести ближайшие выходные со своей девушкой, а твоя мама звонит и говорит тебе: «Бросай всё и приезжай поработать с нами на даче».
— Не-не, вот на такое я вряд ли соглашусь.
— Но пока ты от них зависишь финансово, они тебе всегда могут сказать: «Если откажешься, мы тебе ничего больше не будем оплачивать».
— Теоретически могут, но на самом деле мои родители такое вряд ли скажут. Да и не в этом дело, вообще говоря. Добившись финансовой независимости, я смогу повысить благосостояние моих родителей. То есть я буду чувствовать такую ответственность, которая не будет меня отягощать, но при возможности я её, естественно, выполню. Потому что мне так будет комфортнее чисто душевно.
— А так называемый безусловный доход, который у всех нас, возможно, в скором времени будет, тебя бы устроил? Допустим, в нынешних ценах это будет в районе 50 тысяч рублей в месяц. Тебе бы хватило этих денег, чтобы не думать больше о своём материальном благополучии и заниматься тем, что тебе действительно по душе?
— 50 тысяч рублей в месяц?
— Да. Ты бы почувствовал себя при таком доходе финансово независимым?
— Ну, я не думал пока, начиная с какой суммы я бы почувствовал себя финансово независимым. Но если бы у меня было 50 тысяч рублей моего ежемесячного заработка…
— Нет, именно, что не заработка, а безусловного дохода. То есть все граждане страны получают эти деньги просто за свой статус гражданина. Поэтому у каждого человека может появиться куча свободного времени.
— А, то есть время свободное?
— Да. И ты можешь потратить его на то, чтобы зарабатывать сильно больше. Можешь заняться самореализацией, не связанной напрямую с зарабатыванием денег. А можешь просто всё время валяться дома на диване и читать книги.
— Наверное, я эти 50 тысяч рублей в месяц вложил бы тогда в будущий больший заработок. Да, скорее так.
— То есть в своё свободное время, возникающее благодаря безусловному доходу, ты бы предпочёл больше учиться?
— Да, пока что так. Потому что у нас в стране нужно хвататься за каждую возможность, чтобы в будущем не «просесть».
— Ок, раз пошла речь о том, чтобы сначала вкладывать в себя, а потом пойти работать, то мне хочется вспомнить слова Конфуция на этот счёт: «Я не встречал ещё ни одного человека, который бы, проучившись три года, не захотел бы стать чиновником». То есть ты такие слова разделяешь: не нужно только лишь учиться всю жизнь, нужно в какой-то момент начать применять полученные знания на практике?
— Знаете, я бы, на самом деле, совмещал это. Потому что я не сторонник того, чтобы закончить учиться, просто получить «корочку» и начать зарабатывать деньги. Нет, действительно: зарабатывать деньги — это сейчас неотъемлемая часть нашей жизни. Но, тем не менее, я бы старался никогда не упускать возможности получить какие-то знания и чисто для себя даже продолжал бы учиться всю жизнь, занимался бы самообразованием. После бакалавриата поступил бы в магистратуру. Старался бы совмещать работу с учёбой, распределял бы время как-то, чтобы успевать делать и то и другое.
О традициях и инновациях
В третьей части нашей беседы с Иваном Поповым мы поговорили о том, когда нужно прекращать только лишь учиться и начинать полноценно работать. Вспомнили в этой связи и Конфуция с его жизненными принципами. И мне захотелось немного на эту тему пофантазировать…
— Иван, ты, как китаист, достаточно много знаешь про Конфуция и его отношения с учениками. Как ты считаешь, такой тип ученичества подошёл бы тебе? Допустим, что у тебя есть возможность перенестись во времени и стать настоящим учеником Конфуция. Ты же представляешь себе, каково это.
— Да, ещё как!
— Бродить с ним по разным царствам, когда он был в изгнании. Переносить все лишения, голод, подвергать свою жизнь смертельной опасности. При этом Конфуций тебе иногда что-нибудь скажет, и ты ловишь каждое его слово. А в остальное время ты сам себе предоставлен. И у твоего учителя ещё такие перепады в настроении: то он тебя хвалит, то ругает. А потом ты у него спросишь что-нибудь в духе «Что есть истина?», а он тебе ответит, например, «Истина в том, что у меня всё пронзено единым» — и понимай как хочешь. Для тебя это было бы нормально?
— А это было бы времяпровождением всей моей жизни?
— Нет, пусть ты отправишься в то время, условно, на десять лет, а потом вернёшься обратно. Конечно же, ты не сможешь никому об этом здесь рассказать, потому что тебя сочтут сумасшедшим. Но у тебя будет уникальная возможность провести десять лет рядом с выдающейся личностью.
— То есть это будет мой такой experience? Тогда скорее да, чем нет, наверное. Для меня это было бы просто интересно. Не знаю, подошёл бы мне такой способ обучения, но скорее да, я бы согласился стать учеником Конфуция на таких условиях. Потому что это сам по себе действительно уникальный опыт — учиться у Конфуция.
— Потому что это Конфуций, выдающийся авторитет?
— И из-за него самого, и из-за того, что меня бы окружало. Из-за возможности путешествовать и получить, не знаю, какую-то бытовую даже мудрость.
— Ну, и потом ты, соответственно, вернулся бы в наше время и попытался бы применить полученные знания на практике, если такое возможно?
— Нет, вряд ли бы я это применил на практике, просто получил бы опыт и какие-то знания чисто для себя. Мог бы потом на основе этого всю оставшуюся жизнь размышлять. Мне бы это было просто интересно, я бы не ожидал от этого какого-то фидбэка в виде определённой выгоды в настоящей жизни.
— Давай тогда попробуем перенестись гораздо ближе к нашему времени, оставаясь в Китае. Возьмём любого известного деятеля этой страны в 20-м веке. Кого бы ты выбрал для того, чтобы поработать с ним в течение, например, одного года?
— На ком бы остановил своё внимание?
— Да. Но нужно выбрать только одного человека.
— Тогда я выбрал бы Джека Ма — основателя Alibaba Group. Это уже 21-й век получается, правда. Но я бы у него поучился многому. Потому что этот человек придумал и создал много чего интересного и нового чисто для Китая. Мы знаем, что в Китае произошло резкое «открытие дверей» для капитализма, для других стран. Но китайцы, естественно мыслят не так, как жители, например, США, где капитализм — это что-то обычное совершенно. А Джек Ма просто взял и создал инновацию, которая сейчас действительно живёт и процветает. Мне было бы интересно послушать то, как он сам воспринимает то, что он сделал. И узнать его собственное мнение, только честное, о том, как он всего достиг.
— Поскольку ты выбираешь Джека Ма из-за его инноваций, то ответь, пожалуйста, на такой вопрос: инновации — даже чисто технологические — это всегда к лучшему, всегда хорошо?
— Это очень интересный вопрос, и я недавно думал об этом. Года три назад я пришёл к такой мысли, что человечеству нужно возвращаться к традиционному способу производства и так далее. Начитался какой-то литературы, которая, естественно, привела меня к размышлениям на эту тему. И я вдруг резко подумал, что люди раньше были более духовно богатыми и интересными в плане общения, чем люди сейчас. Но в последнее время, буквально — год-два, у меня проснулся серьёзный интерес к инновациям, новым технологиям, вообще — к нововведениям. С какой-то стороны это связано с современной популярной культурой, в какой-то степени с тем, что можно назвать «околонаучными» увлечениями. Поэтому сейчас я скорее склоняюсь к тому, что инновации с умом — это хорошо.
— У тебя очень много однокурсников, которые наверняка станут просто переводчиками с восточных языков. Очень вероятно, что в недалёком будущем на смартфонах появится специальное приложение, которое сможет качественно осуществлять синхронный перевод во время устной беседы с иностранцами. Но тогда переводчики практически массово рискуют остаться безработными, потратив на обучение своей профессии несколько лет интенсивного труда и приличное количество денег. Как в таком случае: инновация — это хорошо или плохо?
— Те, кто целенаправленно учился на переводчика, естественно, будут воспринимать такую ситуацию как ужасную. Я говорю о людях, учившихся исключительно ради получения профессии, без личного интереса к тому, что они изучают. Но лично я, хоть и соприкоснусь в самое ближайшее время с необходимостью постигать азы профессии переводчика с китайского языка, восприму такую инновацию скорее как благо, а не как нечто ошибочное. Потому что… Я, кстати, даже не задумывался почему. Наверное, просто потому, что лично мне интересен сам феномен инновации: интересно то, как человек может изменить свою жизнь, используя разум. Да, конечно, появись такая технология, и мне будет намного сложнее найти себе работу. Но я почему-то уверен в том, что смогу приспособиться, потому что лично для меня обучение на востоковеда, хоть и имеет прикладной характер, но в первую очередь — это получение образования для личного интереса. Если у смартфонов, или роботов, или андроидов появятся функции, которые позволят им заменить живого переводчика, то для меня это не будет большой трагедией. Во-первых, потому что мне будет интересно посмотреть на всё это. А во-вторых, у меня сохранятся знания, которые я получил чисто для себя, чисто из удовольствия от процесса образования.
О коммуникации и улучшениях
В четвёртой части нашей беседы с Иваном Поповым мы затронули тему инноваций и сделали предположения о будущем профессий, связанных с иностранными языками. Мне захотелось узнать, что Иван думает о коммуникации с иностранцами в целом и о том, на каком языке её лучше осуществлять.
— Давай поговорим о профессии переводчика и необходимости знания языка в целом. Вот ты встречаешь современного молодого китайца, который хорошо говорит по-английски — как и ты. Вы друг с другом общаетесь без проблем. Нужно ли тебе тогда всё-таки знать ещё и китайский язык, чтобы лучше понимать своего собеседника, или же знания английского будет вполне достаточно?
— Мне кажется, с китайцем общения на английском будет недостаточно, определённо. Если брать деловые отношения, то, наверное, английского со временем действительно будет достаточно. Потому что деловые отношения таковы, что человеку на одной стороне нужна выгода, и человеку на другой стороне тоже нужна выгода. А Китай сейчас очень быстро интегрируется в мировое сообщество, и со временем все эти традиционные понятия о том, что китаец не должен «потерять лицо», по моему личному мнению, просто исчезнут. Но если я буду общаться со своим другом-китайцем, то я предпочту говорить с ним на китайском, а не на английском. Просто потому что таким образом я найду с ним лучший контакт, нежели буду говорить на английском. Ведь для него китайский это родной язык.
— Зато для тебя — иностранный. Как бы ты его хорошо ни знал. Но английский будет иностранным для вас обоих, и если вы будете его примерно одинаково знать, то окажетесь на равных.
— У меня есть друг-китаец, с которым я общался на английском, и вот для него это как общаться с машиной. Когда я общался с ним на китайском, общение проходило совсем по-другому. То есть мы сразу могли перейти на какую-то, не знаю, более личную тему, что ли. И вот ещё для чего я хотел бы общаться с китайцами на китайском: чтобы узнавать что-то новое, связанное с самим языком.
— Но это уже обусловлено твоим профессиональным интересом. Получается нечто двоякое: использовать китайский язык, чтобы лучше понимать китайцев, но чтобы, ближе общаясь с ними, лучше узнавать китайский язык. Не противоречит ли формуле Канта «человек не как средство, а как цель»?
— Что-то в этом есть. Хотя лучшее понимание китайского языка — это не главнейший момент для меня в общении с китайцами. Но знаете, есть такая вещь. Вот почему в языках заимствуются иностранные слова? Потому что в культуре, в бытовой жизни этого народа, язык которого мы рассматриваем, какой-то вещи просто не было. Но в какой-то момент она появилась. Поэтому они заимствуют слово, в наше время — из английского, разумеется. А раньше могли из французского, из немецкого и ещё из какого угодно. Но всё равно эта вещь для них остаётся чужой. А в китайском языке, само собой, есть куча слов, которые связаны непосредственно с китайской культурой. И, произнося эти слова, китаец понимает: «Да, это моё». Как если бы американец сказал, условно, «soup with tomato» или «borsch». И я тогда скорее улыбнусь на «borsch», чем на «soup with tomato».
— Это да. Хорошо, давай тогда напоследок поговорим вот о чём. В экономике есть такое понятие — Парето-улучшение: это улучшение, при котором что-то одно действительно становится лучше, а всё остальное не становится хуже. Поскольку ты сейчас являешься непосредственным потребителем российской системы образования, то ответь, пожалуйста, на такой вопрос: можешь ли ты придумать Парето-улучшение этой системы, то есть нечто такое, от чего тебе станет лучше, но никому другому не станет хуже?
— Допустим, я бы тогда пожелал более близкого общения преподавателей со студентами. Я бы убрал все эти формальные вещи, вроде вставания перед лекцией, например. И пожелал бы, чтобы преподаватели поддерживали более близкий контакт со студентами. Что ещё? Я бы предпочёл видеть больше практических занятий, связанных с тем же изучением языка. Всё-таки школа преподавания у нас откровенно старая. Понятно, что востоковедение, которое я изучаю, это академическая дисциплина. Но всё-таки в каком-то плане её нужно сделать более живой, нужно больше практики. Хорошо бы уйти от этого постоянного зазубривания, зазубривания, зазубривания — каждодневного. Ещё было бы хорошо обновить учебники, потому что, например, тот же учебник по истории Древнего мира, который мы сейчас читаем, — это же чистый марксизм.
— А готов ли ты ответить на подобные вопросы относительно страны и мира?
— То есть предложить Парето-улучшения чисто для себя?
— Да. Исходя из своих привычек и пристрастий, например. Вот тебе совсем недавно исполнилось 18 лет, и ты до этого наверняка очень редко носил с собой паспорт, а сейчас ты его носишь постоянно, это абсолютно очевидно.
— Да, насчёт паспорта — это в точку. Вполне возможно, что я бы отменил какие-то ограничения, связанные, кстати, не только с алкоголем и курением. По моему мнению, все эти ограничения не играют благой роли, потому что в нашей стране, даже если человеку сказали, что вот, ты будешь курить с 18-ти лет, то он всё равно будет курить с 15-ти, если обстоятельства сложатся так. Поэтому вполне возможно, что если это отменится, то люди не будут заострять на этом внимание, и это перестанет быть поводом для навешивания каких-то ярлыков, вроде постановки на учёт человека, которого застали за курением за месяц до его совершеннолетия.
Если попробовать найти нечто главное в нашей с Иваном беседе, то вот именно отсутствие ненужных ограничений и будет, наверное, сквозной темой. Кто-то ограничивает себя своей родной культурой. Кто-то стремится ограничить период своей учёбы, чтобы не позже такого-то возраста перестать учиться и начать работать. Кому-то хочется ограничить то, что он изучает, только необходимыми для будущей работы знаниями. Кто-то хотел бы ограничить себя только теми временами, в которые живёт. А кому-то нужно непременно ограничить в чём-то других. Ивану всё это чуждо, о чём он и поведал мне в нашей с ним беседе.
Ссылки на автора проекта — Тимур Адильбаев
Ссылки на Ивана Попова
К комментариям